Тесть Мгеровский, царь лысый – Теваторос,
Пластырь лепил на укушенный нос.
Причиною пластыря стал внук Давид.
Царевич был не по годам деловит,
Он пробовал всё в этой жизни на зуб –
За нос деда «цап» и быстрее «хруп-хруп»
Дед и не думал, склоняясь к младенцу,
Что выкинет чадо такое коленце.
На дедовский вопль сбежалась родня.
«Шито ви нэ прэдюпредили мэня?!» –
Выл дед, обмотав нос огромный бинтом.
Давид улыбался клыкастеньким ртом
И жадные ручки до деда тянул.
«Довэрие дедюшки ти обманул!» –
Сказал Тева пальцем младенцу грозя,
Но пальцем грозить… было тоже нельзя!
В укусах Давид был похлеще пираньи
И дед стал не первою жертвою. Ранее,
Пацан годовалый успел посягнуть
На пальцы всех нянек, кормилицы грудь.
В нём к мясу огромная зрела любовь,
Ну что тут поделать – отцовская кровь…

«Эх, славный растет у мэня сорванэц!» –
На сына смотря, умилялся отец.

 

Давид и тётка

Чем старше младой становился Давид,
Тем шибче мясной был его аппетит.
Он завтракал – плов два огромных ковша,
Кусков восемь мяса и два лаваша.
Барана большого съедал на обед,
А было ему лишь четырнадцать лет!
Лет в двадцать Давид раздобрел, возмужал.
Под поступью молодца Сасун дрожал.
Девицы краснели и прятали взор,
Влюблялись повально они в сына гор.
Давид наш был весел, речист и лукав,
Имел незлобивый, но вспыльчивый нрав.

Однажды поехал Давид навестить
Любимого дядю и там погостить,
Остаться недельку другую, пока
Бараны не кончатся для шашлыка.
Но дядина жёнушка Сарья-ханум
При виде Давида забыла про ум.
Крышу у тётки снесло капитально –
Решила явиться к племяннику в спальню.
Покамест муж спал (на подушке рога)
Сарья прихватила кусок пирога,
Курицу-гриль и бочонок вина
И в полночь к Давиду стучится она.
(Распущены косы, сама в неглиже)
Но, проголодавшийся шибко уже,
Давид не заметил распущенных кос,
Вниманье Давида привлёк лишь поднос.
При виде подноса он повеселел,
Скорей закусил, выпил и захмелел.
«Спасибо!» – сказал и заснул мёртвым сном,
Устроив Сарье с совращеньем – облом!
Пришлось ей ни с чем, восвояси убраться.
Но тётка настырна была и сдаваться
Не думала, следующей ночью опять,
Как только все в доме отправились спать
К Давиду стучится. Давид тётке рад,
Почуяв бараньей ноги аромат,
Которую тетка с собой принесла.
Давиду вновь чарку она налила,
За нею другую и так сорок чарок.
«Послюшайте, тётя, ви просто подарок!»
Сарье заявил захмелевший Давид
И хлоп на подушку, и снова храпит…

Неделю ходила и всё вхолостую –
Давид весь поднос подметёт подчистую,
Любезную тётку поблагодарит
И сытый, всю ночь до утра сладко спит.
Неделя вторая пошла, наконец,
До тётки дошло, что пьянеет юнец
От целой-то бочки. Решила она
В свой следующий рейд обойтись без вина.
Опять с угощеньем поднос принесла,
Но в винную чарку воды налила.
Давид удивился, но спорить не стал,
Любимое мясо водой запивал.
– «Ню? Сит ли, Давидюшка, мой ясноглазый?»
– «Сит тётя, спасибо!»
– «Какой ти чумазый!
Давай ка скорей я тебе витру губы…
Давидюшка, милый, давно ты мне любый»
– «Вай, тётя, шито это ви говорите?!
И шито Ви такое руками творите?!
Опомнитэсь тётя, вэдь Ви ж мне – как мать!
Зачем Ви решили мэня раздэвать?!
Нэ надо, я Вам говорю!
Тётя, НЭТ!»
А тётя – полы пеньюара вразлёт.
Прыг-скок на Давида могучи коленки
И в шею вцепилась ему (извращенка!)
«Ню, надо ж мнэ било так крюто попасть!
Бюдь лэв вместо тётки, порвал ему пасть,
Но как без ювечий её оторвать?» –
Подумал Давид. Чтобы не рисковать,
Но, всё ж, безобразье сие прекратить,
Он тётку водою решил окатить.
Воды полкувшина, как раз, оставалось...

А тётя неделю потом бесновалась,
И дядя расстроен был тем, что Давид,
Внезапно решил сократить свой визит.