Задумчиво гладя рукою усы,
Сэр Гарри разглядывал тёщу в упор.
Мечтая о том, чтоб стенные часы,
Сорвались внезапно на тёщин пробор…

Тогда бы она, наконец, замолчала!
Надолго! О, можно и не сомневаться.
Но тёща ворчала, ворчала, ворчала…
Часы, между тем, не спешили срываться.

«Какая же сволочь, был тот часовщик –
Добротный к часам присобачил крючок» –
Сэр Гарри с трудом подавил злобный рык,
А с ним и желанье дать тёще щелчок,

Чтоб не искушаться, сплёл пальцы в замок
И взгляд перевёл на старинный портрет,
Как раз над часами – «Ах, если б помог
Расправиться с тёщей любимый мой дед!

Вот если бы, вдруг, оборвался шнурок –
О гвоздь перетёрся (что может быть проще?)
И дед, в прошлом в карты заядлый игрок,
Массивною рамой пришиб злую тёщу…»

Но дед, продолжая  висеть на стене,
Лишь брови кустистые хмурил на внука.
Сэр Гарри о мёртвой мечтал… тишине,
А тёща? А тёща прибавила звука

И джемом клубничным намазала хлеб…
Над дедом, как выяснилось, вероломным,
Был гордо повешен фамильный их герб.
Не Герб – загляденье! Тяжёлый, огромный…

Ковал его, помнится, местный кузнец.
«Ах, если бы, вдруг!» – Сэр зажмурился даже –
«Герб ринулся вниз – стопроцентный копец!
И хлебушек тёща уже не намажет…»

Но герб равнодушно отбрасывал блик
И «ринуться» в планы его не входило.
А тёща? Надвинув на брови парик,
Весьма безмятежно чаёк свой цедила.

При этом она продолжала вещать
Про свой ревматизм и иные хворобы…
И с кремом бисквит без конца поглощать,
Примером служа «ненасытной утробы»…

Сэр взглядом сверлил пятачок кабана,
Который чуть выше герба красовался…
На тёщу трофей не уронит стена,
Он знал наперёд и в мечты не вдавался...

Везде (сплошь и рядом!) вершился злой рок,
Кого-то извлечь не могли из завалов…
А тёща?
Спокойно грызя сахарок,

Чаёк без проблем у стены попивала…