Графиня от нового платья страдала безмерно.
Все дамы фальшивым сочувствием были полны,
А граф, изучивший капризный характер жены,
В душе ликовал, на мученья смотря благоверной.

Партнёры по танцам, графиню боялись обнять.
Впивался корсет в рёбра нежные леди нещадно.
В тот вечер графиня пила без разбора и жадно,
Чтоб боль от корсета хотя бы на время унять.

Критический градус в её благородной крови,
С графиней сыграл, безусловно, недобрую шутку.
Утратив всегдашнюю томность всего на минутку,
Графиня лакею с подносом призналась в любви.

Не дрогнул лакей, и объятья графини стерпел.
Он даже стерпел поцелуй непосредственно в губы,
Но муж не стерпел, он графиню, достаточно грубо,
На землю вернул, и на ухо ей зло прошипел –

«Послушайте, милая, есть же терпенью предел!
Не ждите, когда он закончится, остепенитесь.
Я Вас заклинаю, в покои свои поднимитесь,
Проклятое платье смените, всего-то и дел!»

Графиня взглянула на мужа, ну, как на нахала,
И хмыкнув, в правах усомнилась его на советы.
Все в зале, сумев оценить откровенность ответа,
Решили откланяться, не дожидаясь скандала.

Руками в проёме дверном зафиксировав тело,
Графиня просила остаться, не портить ей вечер.
Притихшие гости, пошли уговорам навстречу,
Поступок графини, сочтя неоправданно смелым.

А дальше последовал торт – в честь её дня рожденья,
Свечами увенчанный, ромом пропитанный щедро.
И в густо снабженные кремом бисквитные недра
Графиня нырнула, всем повод даря к осужденью…

Скандал на балу не имел продолжения в свете.
Был утренний кофе, туманная даль Альбиона.

Похмельная дрожь, и подобие жалкое стона,

И ложе пустое –

супруг ночевал в кабинете...